0

Пока я вела Дениса домой, его стошнило дважды. После второго раза он сделал пару шагов и сел на бордюр у помойки, под ольхой. В ветвях ольхи розовела пластмассовая кукольная рука – кто-то ее туда пристроил, запихнул в самую развилку, чтобы не упала.

– Давай, – говорю, – я тебя понесу. Садись на закорки.

Денис глянул на меня снизу вверх таким взглядом, будто его сейчас третий раз стошнит. Помолчали. Потом он говорит:

– Я ничего не помню.

– Ничего? – спрашиваю.

А он:

– Что я тут делаю?

Я взяла паузу – это надо было обдумать. С какого момента следует начать объяснять ему последовательность событий?

– Рыжий рубанул тебя фрамугой, ты упал, ударился затылком и потерял сознание на одну минуту.

Денис потер виски, лоб, потрогал затылок, а потом стал тереть глаза, нос и все лицо.

– Фрамугой? – пробормотал он невнятно из-под ладоней.

– Он ее из помойки вытащил, – пояснила я.

Денис отнял ладони от лица и покосился на помойку за своим правым плечом.

– Из другой помойки, – сказала я.

– Не помню, – сказал Денис. – Что вообще было-то?

Я уже открыла рот, чтобы начать описывать сегодняшний день с самого утра, но поняла, что это не имеет смысла, если Денис забыл не только день сегодняшний, но и вчерашний, и позавчерашний, и поза-поза…

– А что ты вообще помнишь? – спрашиваю.

Он взглянул на меня как больной енот из контактного зоопарка, потом повесил голову и опустил руки на свои рваные кеды. Мне захотелось погладить его стриженый затылок и тонкую шею, я уже дернула рукой, но тут меня осенило, что все это опять-таки не будет иметь смысла, если он…

– Денис, – говорю я, покрываясь мурашками, и голос какой-то не мой. – Денис, а ты помнишь, кто я такая?

Загрузка...